Есть ли будущее у русской глубинки?
Опубликовано: 7 октября 2023
Примерно за 350 км от каждой из двух столиц, притихнув в глуши исконно русских лесов, стоит деревня под названием Будущее. Здесь, как и в Большой России, есть свои подвижники и тунеядцы, сеятели и мечтатели, конченые и начинающие, свои «москвичи» (автоиконы, ржавеющие под открытым небом) и свои питерцы, приехавшие в глубинку на ПМЖ.. Здесь даже есть национальная идея, та самая, которую не могут найти ученые-кремлеведы в Первопрестольной. «Известия» отправились в Будущее, чтобы понять настоящее.
Как у Даля: Питер — голова, Москва — сердце. Стало быть, посередине душа должна находиться. Попробуем ее понять.
В Будущем две большие беды. Пьянство и лень, причем невозможно разобраться, которая из них появилась на свет раньше.
«Заткнись, я почетный донор России!»
Закусив огрызком от яблока, Зинка, которая на прошлой неделе снова ушла в запой, говорит, что если бы заново могла начать жизнь, к бутылке и прикасаться б не стала. В свое время окончила она медицинский институт, научилась оценивать чужое здоровье, но не ценить свое.
— Почему пьете? — спрашиваем у нее.
— Глушь, работать негде. Как не пить?!
— А живете на что?
— Квартира у меня в Бологом. Благоустроенная, в центре. Сдаю ее.
— Так в Бологом бы и работу нашли!
— Не, мне уже почти 47 лет…
Вот, значит, как. Вернуться в прошлое хотел бы и сожитель ее Николай, который в Будущем обитает без паспорта и без прописки, без пенсии, положенной за выслугу лет (а ведь был когда-то сотрудником МВД), и без желания все это восстановить.
— Бомж! — ругает его Зинка.
Николай аж подскакивает. «Заткнись, — рычит на нее, — я почетный донор России!». Действительно, и удостоверение есть. Плюс к пенсии шли бы шестьсот в буквальном смысле заработанных кровью рублей, если бы Николай однажды утром собрался с мыслями, восстановил паспорт и съездил в собес.
— Вы что, — ухмыляется он, — это ж надо куда-то ехать, фотографироваться…
Ностальгирует Николай по жизни в СССР. В Будущем вообще тоскуют по советской поре, а сильнее всех стонет тот, кто не работает, но закусывает. Интересно, кто б им позволил так легко жить при совхозах.
— Раньше-то, при советской власти, и пахали с утра до ночи, и самогон гнали. Все успевали! А теперь не работают и не гонят. Правильно, сахар дорогой. Но главное, потому что лень, — возмущается староста Будущего Анастасия Митрушенко.
Ей уже за 80, но морковку и лук на своем огороде Анастасия Андриановна выращивает сама. В отличие от соседей, которым под 50, но на своей земле ничего не сажают. Когда совесть от безделья замучает, кто-то из забулдыг бросит в землю картошку. Так она там и гниет.
— Почему не выкапываете? — спрашиваем.
— Лень.
«Кролики сдохли, теперь хочу страусов разводить!»
В поисках трудолюбия забрели мы на окраину Будущего, где в покосившемся домике обитают муж и жена, коренные питерцы, приехавшие сюда на постоянное местожительство два года назад.
— Кроликов пробовали держать, они хилые оказались, сдохли. Теперь думаю страусов разводить! — предается размышлениям Виктор, мужчина средних лет с опущенными руками, в глазах которого то и дело вспыхивает какой-то «прожектерский» огонь.
— Ну, может, не страусов, но кого-то выращивать надо, — поправляет его супруга Светлана, которая уже начала пить горькую, но еще делает маникюр. — Когда только руки дойдут. Мы и ремонт еще в доме не начали. Видите?
С потолка смотрят на нас «проржавевшие» номера газеты «Сельская жизнь», из-за угла тяжело и угарно дышит русская печка, словно обидевшись на то, что некому ее починить. А прямо под носом лает единственная живность в хозяйстве. Ученые сказали бы: неадаптанты. Два года жизни в деревне прошло — колодец не вырыли, сарай не построили, банькой — и той не обзавелись.
— Почему переехали?
— Ради свободы!
— А работать?
— И не планировали.
Свои маленькие прожект-идеи держат в голове многие жители Будущего. Дай им небольшой импульс, толчок — и они превратятся в целый бизнес-план.
— Я порой думаю, может, начать гусей разводить, их нет на рынках, спрос будет большой, — размышляет бывшая проводница Елена Иванова. — Но… корма дорогие. А теперь еще… кризис. Что говорят в Москве, сколько кризис продлится?
— Минимум года два.
Услышав ответ, Елена ничуть не расстроилась. Ведь пока длится кризис, у маниловых есть уважительная причина, чтобы спокойно мечтать. А поскольку жалующихся на жизнь всегда больше желающих ее изменить… Впору вписывать финансовый катаклизм в пословицу «русский мужик крепок на трех сваях — авось, небось да как-нибудь» — как еще одно основание.
«Пить шмурдяк, дружище, аморально»
— Зинка, ну а ты о чем мечтаешь?
Услышав вопрос, почерневшая от запоев деревенская пьяница Зинка сразу же закрывает руками лицо:
— Сказать по-честному? Н-и-и-и о че-е-е-м.
Таким, как она, в Будущем не любопытно жить. Им не интересно даже выпить — глушат без искорки, автоматическим движением руки опрокидывая в себя шмурдяк. Шмурдяк здесь — не дешевый портвейн, как считалось в СССР, а технический спирт, разведенный водой.
Выпьешь спирт чистоганом — пищевод сожжешь, и кирдык. Больно, зато моментально: бывали случаи, когда люди умирали стоя, не успев упасть или сесть. От разбавленного же пойла медленно, но верно дуреешь. Рецепт жизни и смерти у деревенских бражников прост. Купить шмурдяк можно запросто у трех деревенских бабок, предприимчивых как черти: полтинник за пол-литру всего берут, а навар имеют «олигархический» — 150%.
Если помните, бард Тимур Шаов поет в одной из своих песен про то, что «пить шмурдяк, дружище, аморально, пиво пить почетно, старина». Однако с творчеством бардов в Будущем из рук вон плохо. Как, впрочем, с любой другой творческой инициативой в деревянных домах, разбросанных на трех косоногих улочках. Самогонку, как уже говорилось, не гонят. Чучело на Масленицу не жгут.
— Вроде и молодые, а ничего не хотят, — вздыхает фельдшер Елена Егорова.
На самом деле хотят. Чтобы открыли, например, магазин, на который повесили замок несколько лет назад. После него закрылся еще клуб, где проходили культурно-массовые мероприятия — танцевали и пели под баян. С тех пор закрывать в Будущем нечего. С периодичностью раз в неделю приезжает сюда автолавка, снабжающая 50 местных жителей нехитрым провиантом.
— Не живем, а отживаем, — жалуются деревенские с опухшими лицами.
— Да магазин закрыли по их же вине, — уверяет фельдшер Елена Егорова. — Потому что продавец уехала, а нового не нашли. Все, кто хочет работать, и так при деле. А тунеядцы… Они же товар вместе с магазином пропьют!
«Просили исполком не трогать Святое!»
Если продолжить темным карандашом рисовать картину «Будущее тчк», то она получится искаженной. Ведь в природе не бывает чисто черных и чисто белых красок. Даже на «черном квадрате» Будущего есть белые пятна.
Во-первых, как выясняется, работу при желании здесь все-таки можно найти — в соседней деревне Тимково. Забулдыги, правда, жалуются, что там платят мало, но тот, кто действительно хочет работать, не считает ниже своего достоинства шагать туда-обратно по семь километров в день и получать за это около пяти тысяч рублей в месяц. Настоящие труженики в Будущем не перевелись. Ну, как минимум три приличные семьи.
Во-вторых, в Будущем есть малыши. Их двое! И нужно видеть, с какой надеждой смотрят на них старики.
В-третьих, не скис родник возле деревни, который родился либо вместе с ней в XVI веке, либо еще раньше. Судя по содержанию серебра в воде — он святой. Недаром раньше и деревня называлась Святое.
— Ой, как же мы все возражали, когда в начале 1980-х годов решили переименовать нашу деревню в Будущее, — вспоминает Анастасия Митрушенко, — и сходы проводили, и подписи собирали, просили облисполком не трогать Святое. Не помогло.
Переименовав, деревню как будто сглазили, уверена староста. С одной стороны, мистика, с другой — не меньшая мистика винить во всех бедах развал СССР. Почта, кстати, и по сей день приносит письма, даже если адресатом значится не Будущее, а Святое. И это, пожалуй, в-четвертых. Наконец, люди еще поют.
— Мы, старые, собираемся, частушки поем, — говорит Анастасия Андриановна, которая обожает русский фольклор.
Как и Юрий Васильевич Новиков — единственный в Будущем баянист. Играть выучился сначала на гармони, причем чтобы ее купить, долго пас коров и копил деньги. Сейчас, после смерти жены, сам держит большое по современным деревенским меркам хозяйство, да еще землякам помогает картошку сажать, чтобы подзаработать немного на хлеб для себя, овес для коня и сено для любимой буренки.
— Я много пить не могу, меня тошнит, вот и пою, — шутит Юрий Васильевич, взяв в руки баян. Заводит песнь. «Умираю, но верю: наше солнце взойдет». И вдруг тихо так говорит:
— Думаю, Будущее не умрет.
«Я в лесу вчера видел русскую идею»
Есть и еще одно белое пятнышко. В прошлом году взял в аренду здешние леса (18,6 тыс. га) предприниматель из Вышнего Волочка. Сам не пьет и команду собрал из непьющих ребят для того, чтобы развивать охотничий туризм в окружающих Будущее краях. Знатоки говорят, что угодья отменные. Пока предприниматель откармливает в лесах волков с кабанами и строит загоны, но, кто знает, может, вскорости установит в деревне еще и собственные законы. Кое-кто в Будущем уже зовет его «барином». Соскучились, видать, люди по порядку и сильной руке.
— Вот-вот, — говорит староста, — я и молодежь предупредила: придет настоящий барин — всех вас заставит работать.
Против национальной психологии не попрешь. Тем более тут, в историческом сердце России, на коренной новгородской земле, пусть и приписанной нынче к Тверской губернии. Хотя, с другой стороны, то, что никакая мечта о вожде не заменит даров природы, тоже понимаешь именно здесь.
Понимаешь, что существует в природе то, что объединяет нас всех — пьяных и трезвых, талантливых, как Новиков, баянистов, и неудавшихся, как Зинка, терапевтов, коренных жителей Будущего и пришельцев с далекой планеты Москва. Что чувствовалось в общении с людьми.
И когда мечтатель Виктор нам про здешнюю клюкву рассказывал («Эх, в минувшем году особенно удалась»). И когда мы в гостях у баяниста, принявшего нас хлебосольно, по-русски, уплетали за будь здоров отварную картошечку, непременно нахваливая ее старорусский, не подпорченный химикатами, вкус. И когда Зинка пригласила нас приехать в Будущее теперь летом («красотища и ягоды»). И когда староста деревни сказала про то, что «мы тут в Будущем ценим больше всего»:
— Озера кругом — рыбу лови! И клюква, и черника, а грибов-то в лесах!
Ближе к лету в Будущее тянутся дачники — из Санкт-Петербурга, Москвы и других больших городов. Домик недорого можно купить — за 40 тысяч рублей, а то и за 10 000, если совсем повезет. Тянутся, видимо, не случайно. Природа, говорил Тургенев, будит в нас потребность любви. Любовь же к природе и может быть нашей национальной идеей — забытой на задворках многочисленных революций. Помните, как пел Юрий Шевчук: «Я в лесу вчера видел русскую идею, шла с веревкой на шее между спиленных сосен». В этом смысле нужно искать не национальную идею, а ответ на вопрос, почему мы не защищаем ее. Потому что сейчас получается, мы не склонны ценить то, что нас объединяет. А может, нам просто лень. Похоже, даже с национальной идеей против национальной психологии не попрешь.
Читайте также: Новости Новороссии.