Исповедь чайлдфри
Опубликовано: 20 марта 2023
Знаешь, Маш, я всегда боялась рожать. Этот страх сидел где-то в голове, и я ничего не могла с собой поделать. Когда я была совсем юной, я просто изолировала себя от мужчин. Я не хотела ни с кем встречаться, первый секс у меня был только в 23 года с мужем, разделяющим мои представления об идеальной семье — деньги, путешествия, веселье, секс. Иногда — сексуальные эксперименты. Он жил какое-то время в США, увлекался культурой хиппи и хотел жить, как он говорил, в стиле free, свободным от всех и всего.
Сейчас уже, будучи женщиной возраста «прилично за..», понимаю, что причина моего страха крылась в тяжелых, утомительных, многочасовых родах матери, о которых она мне регулярно рассказывала в детстве, как будто обвиняя меня в том, что я заставила её мучиться.
После родов, первых и единственных, моя мать подурнела, начала пить, от нее ушел отец, а в десять лет забрал и меня в свою новую с Катей, его молодой женой, семью. Катя была женщиной хорошей, до безобразия просто: любила своего годовалого сына Митю, меня любила как родную, никогда не попрекала ничем, хотя жили мы первое время в обычной питерской комуналке, не шибко богато. Моя родная мама умерла, когда мне было пятнадцать, от туберкулёза.
В 20 я закончила училище, подала документы в ЛГУ (ныне СПбГУ), где и познакомилась с будущим мужем, сыном чиновника. Жили мы как в сказке: поездки в солнечную Болгарию, хорошая еда, элитный алкоголь, автомобили, высшее общество и те, кто себя к нему причисляет. Денег было много. До смерти свекра даже слишком много. Часть я всегда отсылала своей семье.
Когда мы переехали в просторную квартиру в центре Ленинграда, я заикнулась о детях, но муж сурово посмотрел на меня и сказал:
— Мы обо всём договорились ещё тогда, когда я к тебе свататься приходил. Не нужны мне выродки, не хочу жить «для кого-то».
Да, Маша, «выродки», так и сказал. Знаешь, я расслабилась тогда. Когда на наших глазах стала разваливаться страна, муж ежедневно напоминал: «В страшное время живём! Вот кто сейчас родится? Только моральный урод. Как ему жить в этом мире? Зачем ему жить?». Я слушала и шла на очередной аборт. Никакого насилия над собой не было: мне было 33, и я была твёрдо уверена, что мои приоритеты не изменятся уже никогда. Всего абортов было шесть.
В 94 мы с мужем улетели в стабильную Америку.
В Чикаго мы жили рядом с семьёй криминального авторитета. Точнее, с женой Оленой и детьми авторитета, сам «авторитет» играл в украинскую политику, дома почти не появлялся. Так вот детей там было пять. Не проходило и дня, чтобы мой муж не сказал: «Закрой окно! Поросячий визг надоел!». Олена была «типичной мамашкой»: несмотря на штат прислуги, кормила завтраком малышей и, провожая в школу детей постарше, целовала каждого в лобик. Уютная женщина. Пожалуй, именно таким термином я бы её окрестила. Не могу сказать, что за девять лет, прожитых рядом с такой семейкой, моё видение мира резко изменилось и я воспылала любовь к детям. Нет. Но у себя в голове я сделала пометку: если когда-то захочу стать мамой, всегда смогу взять приёмного. И любить его буду как родного.
В Россию мы вернулись в 2003.
Только не в Питер, а в Москву. Муж вступил в права наследования (оба его родителя за год буквально «сгорели» от рака), быстро вложил деньги в недвижимость и расслабился, более уже не работал, только лишь сдавал квартиры в аренду, имел пассивный доход от вкладов и инвестиций, сделанных ещё отцом, и иногда занимался обналом «нечистых» денег, беря высокий % с понаехавших «новых русских».
Перемены в его мировозрении я заметила в 2006. На свой пятьдесят первый день рождения он устроил пикник и пригласил трёх близких друзей с семьями, почти все пришли со взрослыми детьми и внуками. Огромный дом, в котором мы жили, наполнился детским смехом. Одновременно семь или восемь ребятишек разных возрастов бегали по газону, играли с обезумевшими от радости собаками, а муж стоял на террасе, пил коньяк и чувствовал себя королём прайда. В тот день я не увидела отвращения к детям в его глазах. Обрадовалась, подумала, что можно по примеру семьи его друга, взять из детского дома родных брата и сестру. О родах естественных я не думала, ещё в 1999 году американский гинеколог мягко намекнул мне, что «из строя» я вышла. Вечером я осторожно поделилась своими мыслями с мужем.
— Подумаю, — буркнул он, поцеловал меня и уснул. — Не торопи события только.
Думал недолго. Спустя год, «доброжелатели» шепнули мне на ушко, что некая Виктория, двадцати семи лет от роду, ждёт от моего мужа ребёнка. Я не буду описывать, что я испытала. «Пустота» — пожалуй, самое правильное определение всего того, что было внутри.
Отрицать мой муж ничего не стал. Наоборот, он даже удивился моей реакции:
— Зачем брать чужого? Если рожать, то своего. А ты не сможешь всё равно, вот я и решил поберечь тебя.
Он говорил об этом так просто, что я на время успокоилась. Оказывается, он решил, что Вика должна будет родить и отдать ребёнка нам в обмен на квартиру. Вика не возражала. Я, в принципе, тоже. Наоборот, спустя время, поймала себя на мысли, что так правильно.
Ребенок родился зимой 2008, мальчик. Мы с мужем встречали их с Викторией из роддома, тогда, кстати, я её первый раз и увидела. Рыженькая, с веснушками. Как он повёлся на неё? Объективно, она проигрывала мне по внешним данным, хоть и была почти на два десятка лет моложе. Мы отвезли их с сыном в новую квартиру и договорились, что через месяц мальчик переедет к нам.
Переехал. Муж от сына не отходил. Где тот убеждённый чайлдфри? Где он, спрашивала я себя? Куда весь «чайлдфризм» испарился? Правду говорят, у мужчин нет возраста. Он может и в пятьдесят спать папой, и в шестьдесят, и, при большом желании, в семьдесят. Я же к Роберту почти не подходила, остро чувствовала исходящее от него присутствие другой женщины. Вскоре мы нашли мальчику няню, а я начала ходить к психологу, учиться «принимать приёмыша как родного». Раньше мне казалось, что это просто.
Я думала, что жизнь постепенно входит в нормально русло, но спустя год меня ждало новое потрясение. Муж сказал, что Вика беременна вторым. И что, наверное, будет правильно, если они с Викой съедутся и начнут воспитывать деток вместе.
— У детей должна быть семья, — сказал мне мужчина, который когда-то хотел жить в стиле free.
— Ты раньше называл детский смех поросячьим визгом.
— То было раньше. Понимаешь, дети — это второе дыхание. Дать им всё — это величайшая честь для любого мужчины. Прости, если я тебя чем-то обидел. Ты навсегда в моём сердце останешься первой. Ты — моя молодость. Роберт — это моя кровь. Смотрю на него и диву даюсь, насколько похож он на меня, мелкого. Так же щурится, так же голову наклоняет, так же улыбается. Это мой ребёнок.
Расстались мы спокойно, без судов и выдирания волос молодой маме, которая к моменту расторжения брака родила второго сына.
Муж купил мне большую квартиру, нанял помощницу по хозяйству. Без напониманий переводит крупные суммы на повседневные нужны. Он — хороший человек, хоть и испорченный удовольствиями. Иногда мы занимаемся сексом, Вика об этом знает, но относится спокойно. Иногда я приезжаю к ним в дом, смотрю на бегающих по дому мальчишек, толстую Вику, седеющего мужа, у которого, кажется, под конец жизни совсем крыша с катушек съехала от радости, и делаю вид, что общение с его деревенской сожительницей мне приятно.
Завидую ли я ей? Нет. Хочу ли я быть с этим мужчиной? Да я и так с ним, несмотря на развод. Он приезжает ко мне два раза в неделю, делится самым сокровенным и по-прежнему клянётся в любви. Просто теперь мы не просыпаемся в одной постеле. Хотела бы я быть матерью? Да. Пожалуй, мой первый аборт — это моя единственная ошибка в этой жизни. Все прочие аборты — лишь следствие первой ошибки. Они были сделаны по инерции, когда другого развития событий я уже не видела.
Что бы мне хотелось сказать твоим читателям? Не знаю, наверное, то, что чайлдфри — это не модное течение, а, скорее, следствие детской обиды. Его лечить нужно, и делать это стоит сразу, как только мысль «я никогда не буду мамой» пришла к тебе в голову. Кто так сильно тебя обидел, что ты решила самостоятельно обрубить себе функцию созидания? Кто? А мужчина, который поддерживает твое желание «не рожать», любит ли он тебя или отсутствие обязательств перед тобой? Не скажет ли он тебе, когда родить ты будешь уже не в состоянии, что он хочет детей, своих, родных? Ты уверена?
Что спросить хочу. Пожалуй, тут даже не вопрос, а, скорее, просьба поделиться опытом тех, кто принял чужих детей как родных. Возможно ли это, или это «врождённая функция»? Почему моей мачехе это удалось, а я так и не смогла найти язык с Робертом?
Читайте также: Новости Новороссии.