Может ли интеллигенция спасти страну от кризиса?

Опубликовано: 16 октября 2024

У меня есть странное неотвязное ощущение. Всякий раз, когда в мире случается какой-нибудь катаклизм, сбой или обвал, мне кажется, что ответственность за это чуть ли не в первую голову несет культура. Для нашей страны это особенно актуально. Чего-то главного культура не сделала. Не предостерегла, не предохранила, не вооружила нравственно.

Понимаю, как легко меня высмеять. Где имение, а где наводнение? Где фондовые рынки, а где вещие глаголы, чистые идеи и прочие эйдосы и дискурсы. Писатели (в подавляющем большинстве) не играют на бирже, театральные люди и деятели кинематографа, подозреваю, не имеют понятия о том, что такое «учетная ставка». За что же их винить? По какой статье привлекать к ответу? С точки зрения формальной юридической логики такой статьи не существует. Есть, однако, и другая логика, которая заключена в известной сентенции о том, что трещина мира проходит через сердце художника, а потому художник, уж простите такую высокопарность, должен чувствовать себя в ответе за все. Если же он от этого ответа уклоняется, то, таким образом, теряет право на свое высокое предназначение. Впрочем, в том-то и дело, что в последние годы художники от этого утомительного долга нередко предпочитают «откосить», как призывники от военной службы. И свою обязанность перед обществом видят не в том, чтобы его духовно вооружать, а в том, чтобы бездумно и беззаботно его развлекать, подобно тому, как беспардонные диджеи развлекают в ночных клубах тех же счастливо «откосивших» призывников. Я просвещаю, а вы развращаете, с горечью констатировал герой старой пьесы Островского. В последнее время мастера культуры как-то безотчетно и незаметно сообразили, что развращать оно не только проще, но еще «доходней и прелестней». Упустив из виду, что долгим этот сладостный процесс быть не может, что приятное обнищание духа неизбежно завершится пугающим финансовым обнищанием.

«Если пес околел у хозяйских ворот, неизбежно погибнет страна и народ» — есть такие пророческие строки в средневековой немецкой балладе. Смысл данного провидения, как вы понимаете, не столько в плаче по несчастной собаке, сколько в точно подмеченной закономерности: равнодушие, жестокосердие, эгоизм, безмерная корысть, сделавшись нормой общественного бытия, рано или поздно доведут это самое общество до ручки. Похоже, что современная культура весьма этому способствует.

Сколько себя помню, ни о любви, ни о славе не мечтал так, как о свободе. Вполне в согласии с пушкинским заветом, что только она (воля!) и может служить заменой проблематичному счастью. Пренебрегая соблазнами карьеры и конформизма, лелеял в душе этот робкий, но упрямый росток тайного вольномыслия. А когда в конспирации отпала нужда, вдруг обнаружил, что некоей глобальной идеи, которая жгла бы, «как уголья в горсти», — умри, но выскажи, — какой-то сокровенной мысли, для выражения которой позарез необходима свобода, за душой у меня, скорее всего, нет. Увы. Полагаю, многим пишущим знакомо это стыдливое чувство. Оказывается, мало обрести, необходимо соответствовать. Дорасти внутренне. Данное соображение представлялось мне чрезвычайно благородным. Хотя процветающие коллеги убеждали меня в его безнадежном прекраснодушии и старомодности. Ибо искренне не понимали, зачем морочить себе голову высокими запросами и трепетать от обладания свободой, словно по случаю согласия неприступной и своенравной возлюбленной. Свободой нужно пользоваться азартно, нагло, бесстыдно, как покупной девкой по вызову. Не оттого ли в нашем культурном, а следовательно, и общественном климате задолго до всех банковских катастроф сквозила некая тотчас ощутимая злокачественность? Не потому ли российский обыватель, подавленный несметным количеством «писательниц» в обложках, странно родственных эротическому белью, приученный к тому, что героем сериала длиною в целую жизнь может быть или бандит или содержательница борделя, ошарашенный эпатажем, составляющим главную «фишку» любого зрелища, душевно угнетен размытостью каких бы то ни было представлений о добре и зле? А ты, радетель тайной свободы, никак не можешь взять в толк, почему, вопреки всем подозрениям и проработкам, одаривала она такими художественными потрясениями и прозрениями и отчего свобода реальная обернулась натужным весельем и бездарностью? В лучшем случае — дурачеством. Забавой для узкого тусовочного круга. Натуральным, опять же по выражению классика, нахальством якобы эрудированных пошляков и самоуверенных скандалистов.

В прежние годы культура всеми правдами и неправдами, дерзостью, лукавством, эзоповой стилистикой, а главное — упорным сознанием своей неизбывной миссии, сопротивлялась тупому диктату идеологии.

Рынку она сдалась безоговорочно. Согласилась на все его условия. Более того, с усердием, свойственным всем перебежчикам, принялась пропагандировать его прагматичные до цинизма постулаты. В ножки поклонилась успеху. Восхитилась шоу-бизнесом и взяла на вооружение его нахрап, предав все свои прежние бескорыстные искания и запросы. Короче, проворно и бесстыдно обуржуазилась.

Только не спешите обвинять меня в совковых пристрастиях. Можно признавать рыночную экономику, историческую необходимость класса предпринимателей и не любить буржуазную культуру. Сытую, самодовольную, салонную, пищеварительную.

Истина состоит в том, что подлинное творчество всегда антибуржуазно, даже если этого и не декларирует. И нет никакого парадокса в том, что оно уживается с капиталистическим порядком вещей. Оно его смягчает, корректирует, заставляет принять гуманные формы, служит ему лояльной оппозицией, сообщает человеческие черты. И, как ни парадоксально, выручает его в критические моменты. О том, что Голливуд помог президенту Рузвельту вытащить нацию из глубокой депрессии, вспоминают сейчас наперебой. Но вот еще один, более близкий нам пример.

После войны в разгромленной, униженной, обнищавшей Италии демократические кинематографисты без призывов и деклараций решили служить своему обездоленному народу. И выработали невиданную в мире эстетику неореализма, абсолютной искренности и неприкрытой правды, пробудившей в простом человеке достоинство, подарившей ему надежду, помогавшей выстоять и победить.

Наши мастера в немалом большинстве, воспользовавшись благами демократии, демократизмом высокомерно пренебрегли. Пошли в услужение денежным мешкам и их понятиям о красивой жизни. Возвели в культ не правду, не сострадание к людям, а гламур, то есть наглую имитацию красоты, безвкусное подражание счастью.

Сам собою напрашивается вывод: не обеспеченные реальным содержанием банковские бумаги имеют в духовной сфере аналог в качестве поддельных, нескрываемо дутых ценностей.

Все на свете кризисы рано или поздно проходят. Преодолеть их помогает разумная и честная экономическая политика. Но не поддаться распаду, не потерять лица, сохранить живую душу помогает в этих безжалостных обстоятельствах только культура. Та самая, что не зависит от курса валют и колебаний на биржевых торгах.

Анатолий Макаров

Читайте также: Новости Новороссии.