Дело ЮКОСа: в обвинения не верят даже сами обвинители
Опубликовано: 3 января 2024
К сожалению, поскольку в понедельник было 22 июня, день начала войны, я не мог прийти на второй суд над Ходорковским и Лебедевым — и потому пропустил фантасмагорический спектакль, когда представленные прокурорами «доказательства» развеяли в прах их же собственные обвинения.
Мне досталось лишь смотреть в несчастное, недоуменное и даже какое-то доброе в своей потерянности лицо судьи Данилкина и тихо радоваться тому, что я уже долгие годы не имею никакого отношения к государству, прокуроры которого, по-видимому, не способны уловить смысл даже предъявляемых ими же документов.
А во вторник в суде было откровенно скучно.
Из всех прокуроров только Лахтин изволил явиться вовремя (и даже немного заранее). Все остальные пришли с небольшим опозданием, не демонстрирующим чрезмерно откровенное неуважение к суду, но ненавязчиво подчеркивающим, кто здесь хозяин.
На этом осмысленные действия государственного обвинения, по-моему, закончились. Прокурор сначала долго путался, какой же именно номер стоит на томе, который он собирается зачитывать, а затем начал «оглашать» отдельно выбранные листы из этого тома (спасибо, что хоть по порядку): после первых листов вдруг пошел 56-й, потом 79 и 80, потом 90 и 91, потом 94-96, 98-99, 101, затем сразу 143-144, 148-й и так далее…
Суть дела состояла в довольно вольном (хотя и с элементами цитирования) пересказе соглашений о покупке векселей. После эссе на тему каждого векселя вставал тихий смиренный защитник и обращал внимание судьи на неточности, передержки, путаницу, игнорирование существенной информации и т.д.
Изредка он, правда, вовсе не вставал, и тогда прокурор, переведя дух, переходил к описанию следующего соглашения, иногда показывая его судье и защитнику.
Пересказ с частичным чтением соглашений давался прокурору нелегко; он часто запинался и наклонялся к тексту. Я сидел сбоку и не видел, водит ли он по нему пальцем и высовывает ли от натуги язык, но иногда подобное ощущение возникало.
Похоже, он читал бегло описываемые им документы первый или второй раз в жизни; о каком-либо «владении» материалом не могло быть и речи. Помимо постоянной путаницы и ошибок в зачитываемых им фрагментах он оговаривался в числе векселей. Дошло до того, что судья Данилкин вынужден был прервать его и указать, что он все время называет разные числа: сначала 15 векселей, потом 12. Прокурор ответил, что он говорил о 19 векселях, но судья вновь поправил его, указав, что он говорил все-таки о 15 векселях. Прокурор Лахтин с нажимом ответил: «Я оговорился», — и судья только что не развел руками.
Примерно через полчаса заунывного чтения выяснилось, что векселей было все-таки 37.
В прошлый раз я обратил внимание на блистательное владение обвинителями русским языком. На этот раз с устной речью все было относительно нормально. А вот с чтением сложнее — настолько сложно, что адвокату пришлось дважды обратить внимание прокурора на то, что на русском языке обычно пишут в строчку, а не столбцами — и читать нужно соответствующим образом. «Тогда все будет понятно», — терпеливо объяснял адвокат.
Впрочем, степень осмысленности выборочно «оглашаемых» фрагментов «доказательств» была такова, что прокурор, возможно, мог зачитывать их и справа налево, и «ходом быка», каким писали древние греки (нечетные строчки слева направо, а четные — справа налево).
Все присутствующие в зале понимали, что подобное «представление» доказательств недопустимо противоречит процессуальным нормам, так как доказательства надо читать полностью и подряд (иначе это просто не доказательства, и судья в принципе не может осознать их смысл). Но доводы здравого смысла, похоже, волновали прокуроров не больше, чем требования закона.
На их лицах была написана тоска.
Конвоиры стояли с уставными, но слегка недоуменными лицами. Похоже, они, видевшие в этих залах многое, уже давно ощущают, что что-то идет совершенно не так, как должно.
Девушка из Росимущества некоторое время находила отраду в увлеченном обмене с кем-то эсэмэсками, но потом и эта забава иссякла.
Наверное, в этот первый солнечный летний день представителям обвинения отчаянно хотелось в отпуск, на море — на Кипр, в Турцию или, на худой конец, в Абхазию.
Но они героически затягивали и так обещающий быть долгим процесс.
В самом деле: ну что мешало прокурорам сделать нормальную сводную таблицу по всем зачитываемым векселям и огласить ее?
Конечно, вполне возможно, здесь нет никакого злого умысла, а дело всего лишь в эксклюзивных интеллектуальных способностях представителей правящей бюрократии, в том числе прокуратуры: нельзя полностью исключить того, что они просто не знают о возможности составить сводную таблицу!
Но мне кажется более правильным другой вариант объяснения: в административных небесах «замкнуло».
Воспетая всеми (старо)площадными льстецами «тандемократия» пока не способна принять согласованного решения о судьбе подсудимых, ибо любое решение означает неприемлемую для нее демонстрацию враждебности — либо Западу, либо силовой олигархии.
И любое решение по этому символически значимому делу изменит баланс сил между двумя главами государства — и, соответственно, двумя размытыми, но могущественными кланами, которые на них ориентируются.
И прокуроры трепещут от того, что судье вместо спущенного сверху вердикта в урочный час могут сказать: «Мы тут пока не определились, так что решай сам, братец. Что там в твоих законах написано? — вот по ним и решай».
Или, что более вероятно, он получит две взаимоисключающие команды — что по сути будет означать то же самое.
И тогда он ведь может принять решение по закону!
А ничего страшнее такого решения для забытой уже даже своими кликушами «сувенирной демократии» нет.
И потому прокуроры тянут время, чтобы дождаться решения.
Они, думается, хорошо понимают, что это решение примет «высший суд». Не в религиозном и даже не в административном, а «чисто конкретном» смысле этого слова. И от них, прокуроров, не зависит практически ничего: говори они хоть по-тарабарски, хоть по-арамейски — решение будет приниматься в зависимости от политической целесообразности.
Которая у каждого из неумолимо разъезжающихся на льду истории копыт путинской государственности своя.
И прокуроры предчувствуют, что совместить эти целесообразности в этом конкретном (а точнее, «чисто конкретном») деле не получится, сколько ни тяни.
«Сколько веревочке не виться, кончику — быть».
Особенно после визита Обамы, который — даже просто по статусу — будет партнером только президента, а не премьера.
Прокуроры надеются, что как-то эта проблема будет решена: что им еще остается?
Не для Путина же, в конце концов, отменили выборность председателя Конституционного суда!
Но пока их надежда остается надеждой, они тянут время.
Они ждут.
Они читают бумаги по листику — и бог с ней, с Абхазией.
Но все дело в том, что они не дождутся.
Читайте также: Новости Новороссии.