У нас богатый опыт создания «единственно верной версии истории»
Опубликовано: 31 марта 2024
На прошлой неделе в России разгорелся скандал вокруг учебников истории. В руки российскому президенту Дмитрию Медведеву попали тестовые вопросы Единого государственного экзамена, касающиеся Великой Отечественной войны. Например, на вопрос «Какие изменения произошли в Красной армии в ходе Великой Отечественной?» предложены такие варианты ответов: а) введение погон; б) введение полковых священников; в) введение специальной службы для выкупа пленных. «Чудовищно! — резюмировал Медведев. — Если мы и дальше будем по таким учебникам готовить наших школьников, представляете, какие у них знания будут о периоде войны!»
И впрямь, когда все отличия Красной армии обр. 1941-го от 1945-го видятся в «погонах — как при царе!» — дальше идти некуда (впрочем, злые языки утверждают, что скоро и ответ б) будет засчитываться как правильный). Министру образования Фурсенко дан втык и поручено следить за качеством учебников.
Самое интересное, что с учебниками по истории в России такое происходит не впервые. Проблемой преподавания истории озаботился в свое время и Сталин, а непосредственно решить эту проблему пытался Николай Николаевич Ванаг, латыш, рижанин, профессор и в конечном итоге — политрепрессированный.
В первые послереволюционные годы царскую Россию и все с нею связанное принято было хаять безоговорочно. Даже Пушкина кое-кто предлагал «отменить». Сталин, впрочем, такой радикализм не поддерживал и время от времени давал окорот. Например, в декабре 1930-го он написал письмо знаменитому тогда пролетарскому поэту Демьяну Бедному, поиздевавшемуся в своих стихах над древнерусскими богатырями. «Прошлое России вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса», — напомнил Бедному генсек. Но до школьных учебников у вождя всех народов руки в период массовой коллективизации и начала индустриализации, понятно, не доходили.
Гром грянул в 1934 году, когда Кремль пригласили видных советских историков. Сталин показал им учебник: «Меня сын попросил объяснить, что написано в этой книге. Я посмотрел и тоже не понял». Вскоре последовало постановление ЦК «О преподавании гражданской истории в школах СССР», где отмечалось, что вместо живой, занимательной формы, с яркими характеристиками исторических деятелей учащимся преподносят «абстрактные определения общественно-экономических формаций, заменяя изучение истории отвлеченными социологическими схемами».
Тогдашний министр образования Бубнов срочно собрал на совещание профессоров и академиков: «У нас история получается какая-то бледная. Когда мы говорим о Болотникове, Пугачеве и Разине, мы даем имена. Как только начинается революция, то у нас массовое движение, и только. Надо Сталина дать больше». Один из тех, кому были адресованы слова министра, был как раз Ванаг.
«Родился в 1899 году в Риге. Отец, служащий бухгалтер, умер в 1900 г. Мать — швея», — так писал Ванаг в своей автобиографии. В армию тогда брали с 21 года, так что окопов Первой мировой он счастливо избежал. В 1917 году в Вольмаре (Валмиере) вступил в коммунистическую юношескую организацию — в том году на выборах в Учредительное собрание большевики получили в Латвии 72% голосов (пожалуй, больше, чем где-либо в остальной Российской империи!).
В 1919-м в советской Латвии Ванаг — боец продотряда, затем член ревкома в Люцинском уезде. В 1921 году понюхал пороху на кронштадтском льду, приняв участие в подавлении антибольшевистского мятежа. А дальше — учеба в Институте красной профессуры, книги, статьи — Ванаг быстро сделал карьеру в советской исторической науке.
Сказать, что в то время это была сильно политизированная наука, — значит не сказать ничего.
Например, Ванаг вслед за Троцким считал, что Россия была «баржей, идущей на европейском буксире», и капитализм тут развивался в основном за счет западных инвестиций. Казалось бы — ну и что, обычная научная теория. Ан нет! «Считаю необходимым решительнейшим образом осудить точку зрения, представляющую царскую Россию колонией западноевропейских империалистических стран, — каялся впоследствии Ванаг. — Эта теория служит обоснованием для троцкистского тезиса о невозможности строительства социализма в нашей стране». Впрочем, Ванаг не только каялся, но и обличал. Например, подписал заявление в ЦКК ВКП(б) против коллеги, обвинив того в праволевацком (?!) уклоне.
К 1934 году Ванаг — профессор, научный сотрудник Института истории Академии наук СССР, один из ведущих специалистов по истории России начала XX века. К кому же как не к нему обращаться за новым учебником. В несколько месяцев учебник был готов. Однако вместо премий последовал жесточайший разнос.
«Группа Ванага не выполнила задания и даже не поняла самого задания — так начинался отзыв, подписанный Сталиным, Ждановым и Кировым. — Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, то есть истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР (не учтены данные по истории Украины, Белоруссии, Финляндии и других прибалтийских народов, северокавказских и закавказских народов…). В конспекте не подчеркнута аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма…» Ну и далее в том же духе.
Ванаг сел за переделку. Уцепившись за фразу «аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма», он выдал на-гора новый учебник, в котором название параграфов уже говорило само за себя — «Завоевание Грузии и Закавказья», «Аннексия Финляндии». На «завоевании Грузии» грузин Сталин поперхнулся чаем…
«Серьезнейшим недостатком учебника является то, что авторы не показали прогрессивного значения «собирания земли русской», создания ядра русского национального государства, — написано было в рецензии на новый учебник. — Не показано положительное значение Минина и Пожарского в освобождении страны от ее оккупации иноземцами — шведами и поляками — и в создании национального государства». Одним словом, и этот вариант не прошел.
26 января 1936 года Совнарком и ЦК постановили организовать конкурс на написание лучшего учебника истории. Чтобы задать идейное направление, авторы предыдущих вариантов критиковались за то, что «рассматривают переход Украины и Грузии под власть России «как абсолютное зло», «идеализируют стрелецкий мятеж, не оценивают победы Александра Невского на Чудском озере» и т. д.
Засучив рукава, Ванаг садится за третий вариант учебника, но… В июне 1936 года он арестован, а в марте 1937-го Военной коллегией Верховного Суда приговорен к расстрелу. Его «пристегнули» к делу о «террористической группе Невского», историка Владимира Ивановича Невского, которого Ванаг в свое время обличал за «уклонение от линии партии».
Конечно, расстреляли его не за неудачные учебники. С другой стороны, напиши он удачный — решился бы кто-то шить дело автору «сталинского учебника»? Вопрос…
Учебники истории — такие, как хотел Сталин, — в итоге появились. С Александром Невским, Мининым, Пожарским, Кутузовым. С присоединением, а не завоеванием Грузии. С небольшими изменениями (касающимися в основном роли самого Сталина) они перепечатывались полвека, по ним училось несколько поколений советских людей. Идеальными они были? Конечно, нет. Хватало умолчаний и белых пятен, которые уже в наше время так удобно оказалось закрасить черным цветом. Но все познается в сравнении. Листая некоторые современные творения, где вещается про собаку — «главного друга латыша» или про «укров — прародителей человечества», начинаешь понимать, насколько хороши были наши, советские учебники. И как это важно — хороший учебник истории. Не случайно, наверное, Сталин озаботился его созданием накануне самой тяжелой войны в истории России.
Кстати о тогдашних «Адмиралах». Не упускал Сталин из виду и «важнейшее из искусств». Не все режиссеры могли с первого раза взять высокую планку, заданную фильмом «Александр Невский».
«…Легкое отношение к делу со стороны авторов некоторых произведений является основным пороком, который приводит режиссеров и постановщиков к выпуску таких фильмов. Взять хотя бы фильм «Адмирал Нахимов». Пудовкин — способный постановщик и режиссер, дело знает, но на этот раз не удосужился как следует изучить дело. Он решил так: я Пудовкин, меня знают, напишу — и публика «глотнет», всякий фильм будут смотреть. Изголодались люди, любопытства, любознательности много, и, конечно, будут смотреть. А между тем теперь у людей вкусы стали квалифицированнее, и они не всякий товар «глотнут». Люди начинают отличать плохое от хорошего и предъявляют новые требования. И если это дело пойдет дальше, а мы, большевики, будем стараться развивать вкусы у зрителей, я боюсь, что они кое-кого из сценаристов, постановщиков и режиссеров выведут в тираж.
В фильме «Нахимов» тоже имеются элементы недобросовестного подхода постановщиков. Два-три бумажных корабля показали, остальное — танцы, всякие свидания, всякие эпизоды, чтобы занять зрителя. Это, собственно, не фильм о Нахимове, а фильм о чем угодно с некоторыми эпизодами о Нахимове. Мы вернули фильм обратно и сказали Пудовкину, что он не изучил этого дела, не знает даже истории, не знает, что русские были в Синопе. Дело изображается так, будто русские там не были. Русские взяли в плен целую кучу турецких генералов, а в фильме это не передано. Почему? Может быть, потому, что это требует большого труда, куда легче показать танцы. Если бы человек себя уважал, он бы этого не сделал, он бы по-другому фильм поставил. Но Пудовкину, видимо, неинтересно, как о нем будут отзываться зрители и общественное мнение».
Это из выступления Сталина на Оргбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1946 года. Ну что Пудовкин фильм переделал (попробуй тут не переделать!). В итоге получил премию на Венецианском кинофестивале 1947 года за лучшие массовые сцены. Ну и Сталинской премией создателей не обошли. Кто б сегодня Федору Бондарчуку на его «АдмиралЪ» такую рецензию выдал?
Константин Гайворонский
Читайте также: Новости Новороссии.