Забытая «морозовская стачка» и ее уроки

Опубликовано: 24 октября 2023

В год юбилея знаменитой Морозовской стачки о ней не вспоминают даже в Орехово-Зуево. Один из центров советской легкой промышленности забыл о славных страницах своей истории.

130 лет назад – в январе 1885 года – произошла Морозовская стачка. В советское время ее юбилеи отмечались весьма широко. С 1991-го о ней почти не вспоминают даже в городе Орехово-Зуево. Но это и неудивительно, ведь за годы рыночных реформ крупнейший в Советском Союзе текстильный центр таковым быть перестал. Станки и оборудование куда-то исчезли, а фабричные корпуса отданы под торговые центры. «Перепрофилирование» не сделало горожан счастливыми. К числу процветающих и благоустроенных городов Подмосковья Орехово-Зуево не относится. Однако наш рассказ не о дне сегодняшнем, а о напрасно забытых событиях конца позапрошлого столетия.

ТЕКСТИЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ МОРОЗОВЫХ

Отмена крепостного права и либеральные реформы Александра II дали мощный толчок развитию промышленности, что привело к увеличению численности наемных рабочих. Главным поставщиком рабочей силы стала деревня. Многие крестьяне, приходя зимой поработать на фабрики, воспринимали это как отходничество. Они не только не порывали отношений с родной деревней, а стремились вернуться домой для сельскохозяйственных работ. Это обстоятельство сильно мешало развитию классового сознания пролетариата. Полурабочие-полукрестьяне мало думали о том, как вместе защищать свои права, молча сносили тяготы и невзгоды. А когда даже знаменитому русскому долготерпению наступал конец, они брали расчет.

В XIX веке положение фабрично-заводских рабочих оставалось тяжелым, а их права не были защищены. Пенсий и страхования от несчастных случаев не было. Царское правительство считало излишним регламентировать трудовые отношения. Чиновники на местах лишь изредка (и, как правило, безрезультатно) встревали в споры между трудом и капиталом.

Протестные выступления рабочих в пореформенной России напоминали обычный русский бунт. Правда, и стиль поведения тогдашних «эффективных менеджеров» не отличался изысканностью манер. Суровые времена, суровые нравы…

Создателем дела Морозовых был Савва Васильевич Морозов (1770–1862). В 1797 году, будучи крепостным помещика В.А. Всеволожского, он основал в селе Зуево на левом берегу Клязьмы мануфактуру по выработке шелковых изделий. В 1802-м Всеволожский продал имение Г.В. Рюмину. На следующий год вышел указ «о вольных хлебопашцах», воспользовавшись которым в 1821 году Морозов с сыновьями выкупился из крепостной неволи, заплатив Рюмину 17 тыс. рублей ассигнациями.

В 1830-м Морозов приобрел землю на правом берегу Клязьмы и организовал там ткацкое производство. Со временем на территории Богородского уезда Московской губернии и Покровского уезда Владимирской губернии у Морозовых появились и другие предприятия. Самой крупной была Никольская мануфактура. Она принадлежала младшему сыну основателя династии, Тимофею. В 1873 году он акционировал свои фабрики, но не перестал быть полновластным хозяином: ему, жене и дочери принадлежало 93% акций. Местная власть была в руках фабриканта, имелись и связи во Владимире и двух столицах.

Работали на морозовских предприятиях как местные жители, так и уроженцы Рязанской, Калужской, Тамбовской, Воронежской, Смоленской и Новгородской губерний. Условия труда были таковы, что немногие из ткачей и прядильщиков доживали до 40 лет. В цехах стоял грохот, из-за хлопковой пыли было трудно дышать. По этой причине, а также из-за узких проходов между станками производственный травматизм долгие годы оставался массовым явлением. Администрацию предприятий это не смущало, хотя ушибы, переломы рук и пальцев, потеря глаз (из-за вылета челноков) случались часто.

Несчастья не обходили стороной детей и подростков, труд которых Морозовы широко использовали. Справедливости ради надо признать, что в отношении к детскому труду Тимофей Морозов выглядел едва ли не альтруистом на фоне коллег. В то время как мануфактурщики Центрально-промышленного района выступали против принятия разрабатывавшегося правительственными инстанциями законопроекта, по которому рабочий день для малолеток в возрасте 12–14 лет предполагалось ограничить 10 часами в сутки, Тимофей в 1877 году отдал приказ директорам фабрик ограничить труд малолетних до 13-летнего возраста семью часами в сутки.

А вот штрафовал Морозов люто. «Никольская мануфактура своими высокими штрафами приобрела… особенную известность, – писал «Московский листок». – Табель взысканий с рабочих за неисправную работу и нарушение порядков на фабрике… включал 735 пунктов, по которым рабочие подвергались штрафу! Штрафы взимались не только за опоздание и брак в работе, но и за приглашение гостей в казарму без разрешения начальства и за неснятие шапки перед хозяевами». Рабочий «за отлучку без надобности от машин» мог схлопотать штраф от 5 до 50 копеек. Размер штрафа «за стирку или сушку белья в казармах или кухне в неуказанное время» варьировался от 25 копеек до рубля. Право выбора размера наказания стимулировало произвол администрации.

Историк Ирина Поткина пишет, что расследование, проведенное царскими властями после стачки, показало: в конце 1884 года «взыскания с морозовских рабочих колебались в диапазоне от 5 до 40% от общего заработка, в октябре и ноябре средний уровень штрафов составил 18,5 и 15,75% на заработанный рубль». Это были чувствительные для трудящихся потери.

Тяжелыми оставались и бытовые условия. После смены большинство рабочих шли отдыхать в фабричные казармы. Семейные жили в каморках, отделенных друг от друга не доходившими до потолка перегородками, в каждой каморке – по две-три семьи. Холостякам предназначались нары, где спали поочередно. Работа в разные смены и теснота приводили к ссорам. Беспросветная жизнь «по единому стандарту» вела к пьянству, которое глубоко укоренилось среди фабрично-заводского населения. Часть зарплаты рабочие получали «харчами», которые лавки Морозова отпускали по завышенным ценам.

СТАЧКА КАК РЕЗУЛЬТАТ «ОПТИМИЗАЦИИ РАСХОДОВ»

В 1870-е морозовские предприятия увеличивали обороты. Однако в 1881 году наступил экономический кризис. Он затянулся на несколько лет, сильно ударив по текстильной промышленности. И как часто бывает в подобных ситуациях, «оптимизацию расходов» предприниматель начал с сокращения зарплат рабочих. Одновременно росли нормы выработки, 5 раз уменьшались расценки за произведенный товар. А когда 1 октября 1884 года Морозов объявил шестое сокращение расценок, ситуация на Никольской мануфактуре накалилась до предела. Любой повод мог стать детонатором мощного социального взрыва. В январе 1885-го администрация такой повод организовала, объявив праздничный день 7 января рабочим.

Это решение вызвало массовый протест рабочих, во главе которых встали 32-летний Петр Моисеенко и 25-летний Василий Волков. 9 (21) января о начале стачки написали «Московские ведомости»: «Нам сообщают, что на громадной фабрике Саввы Морозова сыновей, находящейся в Покровском уезде Владимирской губернии, в местечке Никольском, при селе Орехове, на границе Московской губернии, в настоящее время идут волнения и беспорядки между рабочими. Причина беспорядков среди рабочих есть уменьшение заработков».

Стачка началась 7 (19) января рано утром. В изложении владимирского прокурора П. Товаркова произошло следующее: «Ровно в 6 часов по всему корпусу раздались крики: «Сегодня праздник, кончайте работу, гасите свет, бабы, выходите вон». Вслед за тем началось завертывание газовых рожков, и все рабочие этого корпуса с шумом и гамом, криками «ура» стали одеваться и выбегать на улицу. Поставленная здесь охрана уже не могла сдержать насилия толпы в несколько сот человек, направившейся в соседний прядильный корпус. К появлению ткачей прядильщики, видимо, были подготовлены, и когда те ворвались к ним, то по всему прядильному корпусу также раздались крики: «Кончать работу и гасить газ». Вскоре все прядильщики, соединившись с ткачами, вышли на улицу, напали здесь на чернорабочих, избили их и погнали за реку. Затем толпа эта обошла все фабричные корпуса и всюду принуждала прекратить работу».

Взбунтовавшийся народ вырвался во двор и дал волю долго копившейся злобе. Рабочие разгромили и разграбили фабричную продуктовую лавку и пекарню, ворвались в квартиру ненавидимого всеми ткацкого мастера А.И. Шорина. Группе рабочих во главе с Моисеенко удалось предотвратить разграбление кооперативного магазина Потребительского общества (его пайщиками были рабочие и служащие). Затем Моисеенко дал телеграмму министру внутренних дел Дмитрию Толстому с просьбой прислать представителей для выяснения причин стачки.

Поздно вечером в Никольское прибыли прокурор Московской судебной палаты Николай Муравьев и владимирский губернатор Иосиф Судиенко. Их сопровождали жандармский полковник, прокурор Владимирского окружного суда и два батальона 12-го Великолукского полка. На улицах появился военный патруль.

8 (20) января утром Судиенко и прокурорские работники побывали в местах «боевых действий». К губернатору привели под конвоем 100 рабочих из казарм, в их числе оказался и Василий Волков. Отвечая на вопрос о причинах забастовки, он особо напирал на то, что из-за штрафов рабочие «не в состоянии ни платить повинностей, ни прокормить свои семьи». Рабочие требовали возвратить им штрафы начиная с Пасхи 1884 года, восстановить расценки, существовавшие в 1880–1881 годах, и уволить некоторых мастеров и служащих. Прозвучали и другие требования.

В тот же день в Никольское приехал Тимофей Морозов. Поначалу он категорически не хотел идти на компромиссы, утверждая, что «всякое облегчение в настоящее время было бы уступкой грубому насилию и дурным примером, поощряющим к новым беспорядкам». Но затем согласился сократить взыскания, наложенные с 1 октября 1884 года, и дать расчет всем рабочим с условием принятия на фабрику тех, кто захочет работать на основаниях, объявленных 1 октября. По настоянию губернатора Морозов уволил ткацкого мастера Шорина. Установить верхнюю планку штрафов в 5%, чего добивались рабочие, предприниматель отказался. А еще разгневанный Морозов пригрозил прекратить выдачу хлеба рабочим из пекарен, хотя январский хлеб был рабочими оплачен.

Это грозило непредсказуемыми последствиями, и Судиенко добился от Морозова отмены его распоряжения. Позже в докладной записке министру внутренних дел Толстому губернатор признал, что «при всем озлоблении своем против фабричной администрации толпа вела себя по отношению» к представителям власти «крайне сдержанно и почтительно», видя в них «единственного защитника от терпимых притеснений, и когда на приносимые мне жалобы относительно низких расценков и чрезмерных штрафов я поставлен был в необходимость разъяснить, что нет закона, могущего заставить хозяина повысить плату или уменьшить штрафы, что это дело взаимного их с ними соглашения, что, выпросив у Морозова скидку штрафов за октябрьскую половину, более в пользу их я сделать ничего не мог, мне с недоумением и упреками отвечали: если вы для нас ничего сделать не можете, куда же и к кому нам обратиться и кого просить о помощи и защите».

Фактически бастующие предложили государству стать арбитром в их трудовых спорах с предпринимателями.

«ТРЕБОВАНИЯ ПО ОБЩЕМУ СОГЛАСИЮ РАБОЧИХ»

Тем временем министр Толстой предложил ликвидировать стачку силовым путем, расколов забастовщиков: руководителей арестовать, а уроженцев других губерний выслать на родину в административно-полицейском порядке. 9 (21) января в Никольское прибыли четыре сотни Донского казачьего полка.

К этому времени рабочие подготовили документ исторического значения – «Требования по общему согласию рабочих». Одна часть была адресована Морозову: возврат штрафов с Пасхи 1884 года; восстановление расценок 1880–1881 годов; оплата всех дней стачки, возникшей по вине Морозова; увольнение с фабрики мастеров, притеснявших рабочих; удешевление цены выдаваемых из хозяйского магазина продуктов до рыночной и т.д.

Другие требования были адресованы правительству и направлены на защиту интересов всех рабочих империи. Рабочие Никольской мануфактуры требовали: издать закон, по которому штрафы не должны превышать 5% от зарплаты, а вычет за прогул – 1 рубля; установить контроль за работой браковщиков, чтобы выборные от рабочих (совет старост) проверяли правильность приемки товара и наложения штрафа за его порчу; оплачивать простой по вине работодателя не менее чем по 20 копеек в смену; издать закон о найме, по которому рабочий получал бы право уйти с предприятия без задержек и вычетов, предупредив администрацию за 15 дней; вменить капиталисту в обязанность уведомлять рабочего об увольнении за 15 дней; выдавать зарплату не позднее 15-го числа каждого месяца.

До принятия требований бастующие отказывались приступать к работе. Кульминации стачка достигла 11 (23) января, когда рабочие попытались вручить свои требования губернатору. Судиенко отправил их к прокурору и приказал казакам… арестовать Василия Волкова и Федора Шелухина. Рабочие попытались силой освободить товарищей. Тогда губернатор приказал арестовать наиболее активных «смутьянов». 51 человек был схвачен и доставлен в одну из казарм. Однако пришедшая следом группа рабочих во главе с Петром Моисеенко прорвалась при помощи кольев и железных прутьев в казарму, отбила у караула 39 арестованных и выпустила их через запасную дверь. Но Волкова среди освобожденных не было – поздно вечером его посадили в тюрьму.

12 (24) января в Никольском было объявлено военное положение. К тому времени «гарнизон» насчитывал уже 2750 человек. Судиенко приказал начать высылку на родину забастовщиков, прибывших из других губерний. В итоге выслали 606 человек. В течение следующих дней солдаты и казаки выгоняли рабочих из казарм. На морозе им предстояло решить: уйти с фабрики или приступать к работе. Попав под массированный удар властей и предпринимателя, лишившись руководителей (Моисеенко скрывался, но вскоре был арестован), с 14 (26) января текстильщики стали возвращаться к работе. 20 января о восстановлении порядка было доложено Александру III.

ИТОГ СУДЕБНЫХ РАЗБИРАТЕЛЬСТВ

В ходе следствия пристальное внимание уделялось таким уголовно наказуемым деяниям, как разгром фабричной лавки и квартиры мастера Шорина, хищение товара, насильственное освобождение арестованных. Материалы следствия составили 13 томов. По первому судебному процессу в феврале 1886-го проходили 17 участников стачки, по второму в мае того же года – еще 33, в том числе две женщины. И хотя в 1877 году по «процессу пятидесяти» за «хождение в народ» уже были осуждены несколько рабочих, такого количества работяг на скамье подсудимых Россия еще не видела.

Суд выявил множество фактов притеснений текстильщиков. И если на февральском процессе все подсудимые получили от 10 дней до трех месяцев тюрьмы, то майский процесс обернулся для власти конфузом. Рабочих защищали известные адвокаты Плевако, Шубинский и Коптелев. Федор Плевако негодовал: «Фабрика Морозова была защищена китайской стеной от взоров всех, туда не проникал луч света, и только благодаря стачке мы теперь можем проследить, какова была жизнь на фабрике. Если мы читаем книгу о чернокожих невольниках, возмущаемся, то теперь перед нами белые невольники… Я коснусь здесь одного: сколько зарабатывал рабочий и сколько с него высчитывали в виде штрафа. Цифры говорят ясно: средний заработок рабочего – 8–9 рублей, вычеты в среднем – от 2,5 до 3 рублей. Можно ли было существовать на этот заработок…»

Неожиданно помощь рабочим оказал их давний недруг – бывший мастер Шорин, который 22 года верно служил Морозову. В ходе стачки хозяин принес его в жертву. Будучи вызванным в суд в качестве одного из 126 свидетелей, Шорин раскрыл технологию взимания штрафов и способы их сокрытия: «Когда штрафы достигали 50%, рабочих заставляли брать расчет, а потом они как бы вновь поступали на фабрику, им выдавались новые книжки, и таким образом могущие быть доказательства непомерных штрафов – старые расчетные книжки – исчезали бесследно».

Когда штрафы достигали 50%, рабочих заставляли брать расчет, а потом они как бы вновь поступали на фабрику, им выдавались новые книжки, и таким образом могущие быть доказательства непомерных штрафов – старые расчетные книжки – исчезали бесследно

В итоге присяжные отвели все пункты обвинения и оправдали рабочих. Однако, как вспоминал Петр Моисеенко, его и Василия Волкова решили «оставить под стражей вплоть до решения Московской судебной палаты, куда была подана кассация на приговор коронного суда».

В июне 1886 года Московская судебная палата рассмотрела дело руководителей стачки Моисеенко и Волкова. Решение: изменить меру пресечения на менее строгую, потребовать «денежное поручительство в размере 100 рублей с каждого и по представлении такового освободить их из-под стражи».

Моисеенко и Волков находились под стражей до 19 сентября, после чего их отправили в ссылку: Моисеенко – в Архангельскую губернию сроком на пять лет, Волкова – в Вологодскую губернию сроком на три года. Там спустя восемь месяцев Волков умер от туберкулеза. А Моисеенко прожил долгую жизнь, написал воспоминания. Умер в 1923 году в Харькове, похоронен в Орехово-Зуеве.

ПОСЛЕДСТВИЯ МОРОЗОВСКОЙ СТАЧКИ ДЛЯ РОССИИ

После Морозовской стачки государство уже не могло отстраненно взирать на отношения между трудом и капиталом. 3 июня 1885 года правительство издало закон «О воспрещении ночной работы несовершеннолетним и женщинам на фабриках, заводах и мануфактурах». Через год появился закон, который регламентировал взаимоотношения фабрикантов и рабочих. Он отразил требования орехово-зуевских текстильщиков, ограничив размеры штрафов. Отныне штрафные деньги шли не в карман предпринимателя, а на нужды рабочих. Закон запретил расплачиваться с рабочими товарами через фабричные лавки. Условия найма должны были вноситься в расчетные книжки и являлись обязательными для рабочих и работодателей. Участие в забастовке каралось арестом сроком до месяца. Контроль за исполнением закона возлагался на фабричную инспекцию.

Оценивая историческое значение Морозовской стачки, учтем и то, что после нее власть и общество начали внимательнее относиться к рабочему вопросу. Статьи на эту тему стали чаще появляться в газетах.

Известный консервативный публицист Михаил Катков справедливо заметил, что Морозовская стачка показала, что «с народными массами шутить опасно».

Вывод Каткова не утратил актуальности и в наши дни. Этот урок истории стоит помнить…

От редакции сайта : хотелось бы кое-что добавить по поводу Морозовской стачки.

Во-первых, такие крупные забастовки невозможно провести без грамотных лидеров. Взять хотя бы одного из организаторов стачки Петра Моисеенко. Родился в деревне Обыденной, Смоленской губерни. В четыре года стал сиротой. Застав крепостное право, ещё ребенком испытал произвол помещика; следы избиения остались у него на всю жизнь. Самостоятельно выучился грамоте. В тринадцать лет поступил на ткацкую фабрику. В 1873 г. брат товарища привез из Нижнего нелегальные книги: «Сказку о четырех братьях», «Хитрую механику», «Сказку о копейке» и проч. «О, что такое было! – вспоминает революционер – Мы с товарищем зачитывались, не верили себе и удивлялись тому, что читали. Мысль заработала: мы стали доискиваться правды и решили проверить то, что открывали нам книги». «Мы мучились, искали выхода и нам казалось, что выход может быть только один: уехать в Питер, где мы можем все узнать». В 1874 г. он уезжает в Петербург, поступает на фабрику Шау, вступает в артель молодежи, которая ходила на вечерние курсы, а затем после их закрытия на квартиры студентов. Жадно читает книги. Там знакомится с Пресняковым, Дейчем, Чубаровым, Лизогубом и другими, вступает в народнические кружки. Особенно сильное влияние на него оказали Плеханов и С. Халтурин. «Первый научил меня мыслить, второй действовать», – писал после Петр Моисеенко. В 1875 году вместе с Александровым проводит первую экономическую стачку на фабрике Шау, в 1876 г. участвует на Казанской площади в известной демонстрации, организованной при участии рабочих, и в тот же день отбивал от полиции оратора, выступившего в трактире «Каре» за Нарвской заставой с рассказом о демонстрации. Четырехлетняя работа в революционных кружках, усиленное чтение и общение с революционной средой оформили революционное сознание рабочего, создали из него борца и дали ему необходимый для борьбы опыт. В 1878 г. участвовал вместе с Халтуриным и Обнорским в организации «Северо-русского рабочего союза», а затем поступил на Ново-Бумагопрядильную фабрику, где организовал забастовку, которая окончилась успехом. НосамогоМоисеенко арестовывают и отправляют на родину под надзор полиции. Сбежав из деревни в Петербург, он переходит на нелегальное положение, становится профессиональным революционером, организовывает кружки, тройки и пятерки. В 1879 году на новой Бумагопрядильне опять вспыхнула забастовка, которая захватила и другие фабрики, и опять Пётр Моисеенко является одним из руководителей. Его арестовывают, и в тюрьме он организует голодовку политических заключенных как протест против сурового режима и добивается ряда уступок. В тюрьме много читает. После полуторагодичного тюремного заключения Моисеенко ссылают в Сибирь, откуда он вернулся в 1883 г. и поступил на Орехово-Зуевскую фабрику Саввы Морозова.

Как сказано выше, проведение стачки возможно при высоком уровне организации трудящихся и грамотном руководстве. Во главе рабочих, организовавших Морозовскую стачку, стоял настоящий революционер. Не зря, как утверждают некоторые исследователи, тогда, впервые в России, было поднято Красное знамя.

Во-вторых, как известно, этой забастовкой дело не закончилось. Помимо Морозовской стачки, в 1885 г. в Центрально-промышленном районе имели место и другие крупные стачки. Почти одновременно вспыхнула большая забастовка на Измайловской мануфактуре в Московском уезде, также подавленная с помощью войск. В феврале-марте объявили стачку 4 тыс. ткачей и прядильщиков Тверской мануфактуры, потребовав скидки трех четвертей общей суммы штрафов. Подобные же требования предъявили рабочие фабрики купца Залогина, близ Твери. В сентябре-октябре вспыхнули забастовки на семи крупнейших иваново-вознесенских фабриках. Всего в 1885 г. в стачках приняло участие 26 тыс. человек.

Во второй половине 80-х годов среднее количество забастовок за год по сравнению с первой половиной десятилетия увеличилось более чем в полтора раза (с 19 до 32). В 1886 г., вскоре после издания закона о штрафах, в Петербурге забастовало свыше 3 тыс. рабочих мануфактур Паля и Максволя, требуя увеличения заработной платы и уменьшения штрафов. Власти силой подавили стачку, арестовав 72 и выслав 21 рабочего. В следующем году повторялись стачки текстильщиков в Петербурге. Произошел ряд крупных забастовок в Московской губернии: на Рябовской (Серпуховский уезд), Высоковской (Клинский уезд) и других мануфактурах.

В конце 80-х годов дважды выливалась в крайне острые формы стачечная борьба текстильщиков городов Шуи, Иваново-Вознесенска и Коврова Владимирской губернии. Рабочие громили фабрики и дома фабрикантов, нападали с камнями на полицейских. Для прекращения «буйства» рабочих власти вызвали войска. Стачка на Большой Ярославской мануфактуре в 1890 г. также переросла в стихийное выступление 4 тыс. рабочих. Возмущенная толпа разнесла фабричный лабаз, побила стекла в фабричных корпусах и квартирах служащих. Против полиции, вызванной на фабрику, рабочие пустили в ход поленья и кирпичи. Лишь с помощью вооруженной силы властям удилось восстановить «порядок».

И это в 80-е годы XIX века, во времена зарождения рабочего движения. Что уж говорить о последующих десятилетиях, когда ни какое «внимание власти к рабочему вопросу» (выливавшиеся в основном в жестокие репрессии) не смогло спасти государство, в котором «оптимизацию расходов предприниматели начинают с сокращения зарплат рабочих».

Оценивая итоги Морозовской стачки В. И. Ленин писал: «Многие рабочие … думают, что облегчение в штрафах вышло от правительства, что надо быть благодарным за это облегчение начальству. Мы видели, что это неправда. – Как ни безобразны были старые фабричные порядки, – начальство ровно ничего не сделало для облегчения рабочих, покуда рабочие не начали бунтовать против них, покуда озлобленные рабочие не дошли до того, что стали ломать фабрики и машины, жечь товары и материалы, бить администрацию и фабрикантов. – Только тогда правительство испугалось и уступило. – Рабочие должны благодарить за облегчение не начальство, а своих товарищей, которые добивались и добились отмены безобразных притеснений.

История погромов 1885 года показывает нам, какая громадная сила заключается в соединенном протесте рабочих. – Необходимо только позаботиться о том, чтобы эта сила употреблялась сознательнее, чтобы она не тратилась даром, на месть тому или другому отдельному фабриканту или заводчику, на погром той или другой ненавистной фабрики или завода, чтобы вся сила этого возмущения и этой ненависти направлялась против всех фабрикантов, заводчиков вместе, против всего класса фабрикантов и заводчиков, и шла на постоянную, упорную борьбу с ним».

Читайте также: Новости Новороссии.