Синдром Сомали как угроза России

Опубликовано: 13 января 2024

Недавно один мой знакомый режиссер-документалист Андрей Молодых вернулся из государства Сомали. Это одна из самых бедных стран мира, которая не производит почти ничего — даже фрукты местные жители привозят из соседней Эфиопии. Сомали известна всей планете лишь своими пиратами и недавней гражданской войной, которую общими усилиями кое-как удалось утихомирить. Андрей снял там фильм об украинском докторе, который работает по контракту в стремном городе Босасо, лечит пиратов, боевиков и обычных сомалийцев, которых за вычетом пиратов и боевиков остается не так уж и много. Доктора зовут Владимир Щепетов, но сомалийцы кличут его «калинка», и документальный фильм называется так же — «Калинка», потому что «qalinka» на сомалийском языке означает «врач».

Еще за два дня до возвращения на Родину съемочная группа не была уверена, что вернется. Ходить по улицам Босасо белому человеку без сопровождения охраны — значит не дожить до вечера. Если же у белого человека есть деньги на то, чтобы нанять телохранителей, то это означает лишь одно: твоя безопасность гарантирована ровно до того момента, как кто-нибудь за тебя не предложит твоей охране больше денег. В Сомали нет понятия «борьба с коррупцией». Так как в Сомали нет самого понятия «коррупция». Потому что в Сомали коррупция — такая же часть жизни, как вода, рыба или кислород.

Андрей Молодых задал украинскому доктору вопрос: «Почему эта страна в болоте? Какой диагноз он бы поставил этому государству и людям, которые его слепили?» Доктор ответил: «У них просто в силу некоторых исторических причин нет стремления к совершенству. Просто нет — и все».

Я не был в Сомали, но эту фразу мне приходится вспоминать все чаще во время поездок по России. Общаясь с людьми коррумпированными и не очень, я начинаю понимать, что разница между ними вовсе не в высоте положения, не в зарплате и даже не в наличии или отсутствии совести. Разница именно в этом: у одних есть стремление к совершенству, у других его нет. Все остальное, если и имеет значение, — второстепенное.

Возьмем, к примеру, одну из самых «сволочных» и вроде бы неисправимых профессий — мент. Начинающий работник милиции, в котором пульсирует чувство стремления к совершенству, будет стараться во что бы то ни стало отличиться, поймать преступника, рискнуть жизнью, раскрыть громкое дело. Его коллега с мозгами готового коррупционера первым делом начнет стричь купюры с гастарбайтеров и провинциалов, «крышевать» ларьки, ловить и отпускать за деньги мелкое хулиганье. Кто из них быстрее продвинется по службе? Конечно, первый. Возможно, он тоже станет коррупционером, но уже на совсем другом уровне, где больше дают и труднее попасться. Как говорил мне один работник прокуратуры, «чтобы, в конце концов, стать очень богатым ментом, нужно сначала быть очень честным ментом». Впрочем, можно стать обеспеченным и относительно честным работником милиции. Во всяком случае, я сам таких видел — и не раз.

Или вот возьмем, к примеру, одну из самых нищих и потому коррупционно уязвимых профессий — работник образования.

Учитель, в котором стремление к совершенству доминирует, найдет тысячу способов стать авторитетом для своих учеников, заинтересовать их в своем предмете, учить их, воспитывать их и, в конце концов, заразить тем же самым чувством — во что бы то ни стало быть лучшим в своей профессии. Учитель, в котором это чувство мертво, сразу начнет шакалить на взятках за экзамены и зачеты, сначала успокаивая свою совесть тем, что ему надо кормить семью, потом — что после развода приходится начинать жить заново, наконец — что все равно нет в этом мире совершенства.

Значит ли это, что учитель первого типа будет беднее его коллеги-коррупционера? Значит — но только на старте. Человек, который делает ставку на стремление к совершенству, рано или поздно выигрывает во всем, в том числе и в доходах. К нему прислушиваются, его уважают, к его услугам прибегают — независимо от того, какие у него на данный момент должность или погоны. Он нужен всем, потому что он нужен себе самому.

Слово «коррупция», на мой взгляд, не столько политическое, сколько медицинское. Оно происходит от латинского корня, но в русский язык пришло из английского, в котором означает «порча», «гниение», «разложение», «ржавчина». Не сговариваясь с англичанами, наши граждане нечестных людей так и называют: гнилой, мутный, душный.

Самые честные из представителей вида «человек коррумпированный» не скрывают от себя, что эти гниль, муть, духота — вредные отходы их не самой правильной жизни, которые попадают вовне и загрязняют экологию социума. Ну, да ничего — социум потерпит.

Но на самом деле эти гниль, муть, духота, минуя очистные сооружения сознания, попадают прежде всего в организм самого коррупционера. В его мозги, сердце, душу, печень.

Человек, который предпочитает паразитировать на своем положении, теряет все, как только теряет должность: ему перестают платить, звонить, его перестают любить, уважать, с ним даже перестают пить и гулять. Поэтому, какая бы красивая табличка ни красовалась рядом с его кабинетом, он всю жизнь чувствует себя более уязвимым, чем «стремящийся к совершенству». Даже простое лишение должности для них страшнейший удар, не говоря уже о более серьезном наказании. Мне не раз приходилось слышать от работников исправительных учреждений, что осужденные по коррупционным статьям в неволе представляют собой самое жалкое зрелище. У них тут же начинает сыпаться здоровье — сначала психическое, а затем и физическое. У цветущего, холеного, толстокожего чиновника в считанные недели открывается язва, вылезает рак, катастрофически ухудшается зрение. Объяснение этому можно найти лишь одно: гниль, муть, духота, ржавчина, которые производит душа коррупционера, теперь не имеют выхода вовне и начинают вращаться по замкнутому кругу. Раньше они паразитировали на том, что было вне человека, — на его положении в обществе. Теперь, когда другой пищи не осталось, они начали поедать самого коррупционера. Они заполняют всю его душу, сознание, организм. Ты думал, что твоя коррупция — это твое преимущество, твое оружие, твой инструмент для получения выгоды, а оказалось, что она — прежде всего твой смертельный враг.

Кем были бы те страны, которые сегодня влияют на судьбы мира, если бы у их элит и народов в свое время не было непреодолимого стремления к совершенству? Они были бы Сомали. Разумеется, это вовсе не значит, что в период большого рывка в этих странах жили сплошь безгрешные граждане и управляли ими идеальные правители. На совести этих государств грехов, скорее всего, в тысячу раз больше, чем у всех сомалийских пиратов, вместе взятых. Но это были грехи не из ржавчины и гнили, а из огня. Смысл национального сосуществования не ограничивался интересами совместного гниения, а государственное единство держалось не только на коррупции во имя мира. Идеалы христианства, экспансия просвещения, амбиции протестантизма, истинность православия, неизбежность мировой революции — эти формулы государственного идеализма при всей их спорности, наивности и агрессивности удерживали от коррупции миллионы людей с более чем скромным достатком. И именно эти идеалы, а не общие коммерческие интересы создавали великие государства. Великую Британию, Великую Францию, Великую Америку, Великую Россию.

Я редко бываю на Западе, поэтому не знаю, как там у них с синдромом Сомали. Но у нас, к сожалению, он крепчает. Людей, стремящихся к совершенству, катастрофически мало, и с каждым годом их все меньше. Однако я уверен, что мы возьмем реванш. Хотя бы потому, что когда Андрей Молодых вернулся из Сомали, он был счастливым человеком. «У нас, оказывается, удивительно красивая страна, — сказал он мне. — У нас совершенная природа. В Африке такой нет».

Читайте также: Новости Новороссии.